Пожалуй, самое неинтересное занятие, какое
только может придумать для себя человек, это – писать свою автобиографию.
Потому как, единственно, что может быть объективным и достоверным в таком
произведении, так это – лишь сведенья о том, где и когда ты родился,
крестился, учился, ну и прочие, мало кому интересные подробности. Да и то, это
только в том случае, если ты не страдаешь комплексом неполноценности, и не
станешь в силу этого угнетающего недуга придумывать себе подходящую родословную.
Всё же прочее содержание автобиографии, сплошные домыслы относительно себя,
гипотезы иллюзии, а то и откровенное враньё.
В самом деле, что по существу я могу сообщить о
себе? – разве, только то, что родился я, 21 марта 1969 года, и что произошло
это «знаменательное» событие в небольшом посёлке Зимовники. Где собственно
прошли и безоблачные годы моего несознательного детства, и годы
маловразумительной ранней юности. Школа, кинотехникум – привычные и вполне
предсказуемые вехи взросления практически каждого человека, и едва ли всё это
заслуживает особого внимания. По меньшей мере, эти годы уж точно не пахли
любовью к поэзии, творчеству и самовыражению, скорее они источали залихватский
дух тяжёлого рока, амбру из жестких ритмов Лед Зеппелин, Дип Пёрпла, и прочих
иже с ними, а также душистый дурман ничем не обоснованного бунтарства,
эпатирующего желания показать всем кузькину мать и перевернуть мир с ног на
голову, что опять-таки в определенное время было присуще любому из нас. Свой
интерес к поэзии я обнаружил в возрасте 23 – 24 лет. Причем абсолютно случайно,
и пришел он вовсе не через любовь к Есенину, или Высоцкому, как это случалось
со многими моими знакомыми, и даже не через любовь к нашей великой
фундаментальной классике, в лице Лермонтова и Тютчева. Но, как ни странно,
восприятие поэзии, как великого и совершено необходимого мне искусства началось
после того, как я познакомился с творчеством Петрарки, Данте, Гонгоры, и
Кеведо. Необычность, яркость, причудливая узорчатость речи, своеобразный и
многообразный синтаксис этих поэтов, в сочетании с изящной мелодикой охватных
созвучий сонета впечатляли и даже завораживали меня. Несколько позже кампанию
этой славной четверки пополнили Бодлер, Верлен, и целый ряд символистов, начиная
от Маларме и Валери, и заканчивая долгим списком поэтов серебряного века. Дебют
моего творчества, как я это понимаю сегодня, был конечно ужасным, но благодаря
благосклонности моего первого цензора в лице главного редактора местной газеты
Кувшиновой Любови Николаевны, я этого не почувствовал, даже более того, получил
от неё щедрый кредит предпосылок к самосовершенствованию. Конечно, возможно, я
не совсем верно распорядился той доброжелательностью, что была оказана мне, как
подарок удачи, возможно, не очень выгодно и не по назначению употребил, тот
самый кредит проявленного ко мне внимания – кто знает, мы ведь не можем быть
объективными судьями собственных поступков. Но с тех пор на протяжении вот уже
пади, что двадцати лет, творчество ли, или самобытность, которую подобно
бесформенному самородку я пытаюсь огранить в кристалл поэтического искусства,
так или иначе, стали постоянным компонентом моего бытия. Хорошо, ли у меня это
получается или не очень, того я не ведаю. Единственное, что я понял за всё это
время, так это лишь то – что сама природа моего творчества, позволяющая мне
формировать своё собственное пространство – и есть пространство моей
личной и безусловной свободы, степенью которой собственно и может,
определяется моя ли оригинальность или мера моего отношения к собственному
творчеству как к искусству.
А ещё я понял, что желать безусловного и
стремиться посвятить себя безусловному – в этом и состоит умозрительная,
трансцендентальная структура человеческого Я. Осознавая свою бренность, человек
устремляется к вечному. Абсолютная убежденность в возможности превзойти
ограниченность бытия – таково направление, в котором течёт внутреннее время
человеческой субъективности.
Да собственно и сама природа творчества, это не
столько логика знания, сколько мощь субъективности – власть того, что образует
нашу личность. Того, что и предопределяет стремление творческого человека
превзойти себя, возвыситься над собой и утверждает его в том, что жизнь есть не
вектор истории, а самодвижение личности, её сущность – творчество и созидание,
умножение творческой силы и борьба творческого экстаза с косной
повседневностью. Впрочем, возможно что это вовсе и не так.
Автобиография.
