Родина – еду я на родину
И всё же странные вещи порою выкидывает наша
жизнь. Как часто случается, что в один из рядовых дней, который вроде бы, и не
предвещал ничего удивительного и необычного, вдруг, как чёрт из табакерки,
неведомо откуда выскачет какой-нибудь человечек, да и напомнит тебе своим
странным поведением – сколь же всё-таки неизвестными и необыкновенными
могут быть наши люди. Впрочем, как и вся наша жизнь.Вот и тот день, о котором речь пойдёт далее, не обещал ничего выдающегося. Накануне ночью мела небольшая метель. Это была первая, по настоящему зимняя метель с самого начала января, и снег, падавший на промёрзшую твердь земли, а не в грязные лужи, как случалось прежде, к утру покрыл всю её поверхность холодным, белым полотном, поскрипывавшим под ногами при каждом шаге.
В начале дня позвонил старый приятель из Волгодонска Аркан, или попросту Аркашка и попросил узнать время прибытия саратовского поезда, на котором, через пару дней должна была возвращаться с сессии его жена.
До полудня управившись со своими делами, по пути домой я завернул к зданию железнодорожного вокзала. Внутри, впрочем также как и снаружи здания вокзала, было всё по-прежнему. Должно быть, это одно из тех немногих общественных мест нашего посёлка, где история последних 20ти, а то и 30ти лет никаким образом не смогла отразиться ни на его внешнем облике, ни на внутреннем убранстве, и атрибуты эпохи перестройки, реформирования и нано технологий, до сих пор не нашли сюда дороги. Кажется, даже архаичный запах, времён торжества социалистической сп
раведливости, по сей день ещё не выветрился из помещений вокзала. В тускло-освящаемом зале касс, по обыкновению было малолюдно. Тройка отроков лет пятнадцати, по всей видимости добросовестно прогуливавших школьные уроки, да горемычный джентльмен удачи, облюбовавший себе тёпленькое местечко возле батареи.
Записав в блокнот время прибытия нужного мне поезда, я уже собирался покинуть помещение вокзала, когда в открывшуюся дверь, вместе с порывом морозного воздуха вошёл довольно любопытный старичок. К слову сказать, как раз в этот момент, от перрона вокзала отправлялся какой-то пассажирский поезд.
Наверное, если где и мог появиться подобный человек, так это, безусловно именно здесь, в кассовом зале вокзала, с его сохранившейся аурой советского духа. В своём тёмно-сером изношенном драповом пальто, сильно вылинявшей плюшевой ушанке, войлочных ботинках на молниях и с огромным, обтянутым светло-коричневым дерматином фанерным чемоданом, «украшенном» металлическими уголками по краям крышек – старичок, как нельзя лучше походил на образцового пассажира 70х годов прошлого столетия.
Бегло оглядевшись, в мутном освещении зала, он уверенной походкой подошёл к юным оболтусам.
– Ребятки, не подскажите, как на Троицкий проехать? Обратился к ним старичок, ставя на пол свой чемодан.
– Нет дед, никакого Троицкого мы не знаем – ответил один из мальчишек. Это Зимовники, а о Троицком мы и не слышали никогда.
– Верно, Зимовники – заговорил старик. А неподалёку от Зимовников есть хутор Троицкий, как же вы о нём не слышали? Ведь я там родился, понимаете – это моя родина. Но мальчишки только недоуменно переглядывались, да молча пожимали плечами.
Услышав слова старичка, я, не то, что удивился, а даже мысленно присвистнул – это сколько же лет он не видел свою родину? О хуторе Троицком я конечно знал, вернее сказать, знал то место, где когда-то был этот хутор, и даже видел те небольшие холмики поросшие терновником и дикими грушами, на месте которых когда-то стояли дома, но вот самого хутора как такового, воочию, я никогда не видел.
По всей видимости, обнаружив моё внимание к себе, старичок спешно приблизился.
– Ради Бога извините, молодой человек, может хоть вы мне подскажите, как до Троицкого добраться? – в голосе старичка слышалось явное волнение.
– Простите, отец, наверное, вы очень давно не были в Троицком? – поинтересовался я, не желая сходу его огорчать.
Должно быть, заинтересованность, прозвучавшая в моём вопросе, ему импонировала. Старичок медленно опустился на свой чемодан, взгляд его стал несколько мечтательным, а голос звучал тихо и задумчиво.
– О, парень – ещё как давно. С самой войны не был. Понимаешь, дед мой всю жизнь там прожил, да и я родился в Троицком, аккурат за три года до войны. А вот когда в сорок втором фашист, вовсю наступал на юг, дед нас всей семьёй и отправил отсюда. Ох, и поскитались же мы тогда с матерью и сестрой пока не оказались в Махкаре – это такой городок в Осетии. После войны перебрались в Азербайджан, оттуда же я в армию ушёл. Служил в Усть-Ордынском, знаешь парень какая там красотища – леса, сопки, от одного вида дух захватывает. В общем, покорила меня Сибирь, так после службы я там и остался. Сорок пять лет егерем в Нижнеангарском лесничестве отработал. Пока семья была, и мне всё не досуг было приехать сюда. Жена моя-то рано умерла, так что, самому пришлось детей на ноги поднимать, на образование им зарабатывать, понимаешь? Вот только теперь, когда у них уже давно свои семьи – старшая дочь в Москве живёт, младшая во Владивостоке, а сын в Вяземском, с китайцами коммерцией занимается, у меня и появилось время о прошлом вспомнить. Перед живыми свой долг я сполна выполнил, но нужно же ещё и о мёртвых позаботиться. Может быть, там, на кладбище в Троицком ещё сохранилась могилка деда? – как думаешь. Старичок поднял голову и с надеждой посмотрел на меня.
Мне откровенно было жаль его, но что поделаешь. Собравшись духом, стараясь сохранить спокойствие, я ответил.
– Нет, отец. Нет там никакого кладбища, и самого Троицкого тоже давно уже нет.
– Как нет? Не может быть! Я же всю дорогу, от самого Байкала только и думал, о том, как снова увижу речку, землянки-мазанки – губы старичка задрожали, и взгляд полный отчаянья, замер в абсолютном сокрушении. Как же так, ведь там моя родина, понимаешь парень, ро-ди-на! Неужели ничего не осталось?
– Ну, речка-то, естественно ещё не совсем пересохла, а вот от хутора практически не осталось ничего. Лишь бугры да деревья.
– Деревья? – как-то встрепенувшись, переспросил он.
– Да. – Подтвердил я – Груши, и ещё, кажется яблони.
– Яблони, снова переспросил старичок. У моего деда тоже росла яблоня. Он как раз её посадил, когда я родился. Она, наверное и сейчас там растёт. И возможно я смогу её узнать. Да, конечно я узнаю нашу яблоньку, конечно…
В какой-то момент мне показалось, что старичок просто обезумел, и как за тонкую соломинку надежды цеплялся за каждую мелочь, каждый туманный осколок памяти, какой только мог обнаружить в глубине собственной души.
– Конечно, она уже выросла, большая наверно, но я-то, все равно узнаю нашу яблоньку, конечно узнаю – будто какое-то заклинание постоянно твердил он одну и туже фразу.
– Да поймите же вы, отец – не выдержал я. Даже если бы вы смогли узнать вашу яблоньку, добраться до неё сейчас, вы всё равно не сможете.
– Это почему же я не смогу добраться – насторожился старичок.
– Потому, что снег. Дорогу замело – понимаете. Разумеется, будь сегодня за окном месяц май, можно было бы взять такси и без проблем ехать куда угодно. Но сейчас вы в лучшем случае, сможете только до Дружбы добраться.
– Дружбы, какой еще дружбы – в очередной раз переспросил старичок.
– Дружба, это крупное хозяйство, километрах в семи от Троицкого, вернее от того места где когда-то был Троицкий – ответил я.
– Всего-то – приободрился старичок, и глаза его вновь загорелись. Значит, говоришь главное до этой самой Дружбы добраться. Ну, тогда показывай, где тут стоянка такси.
Какое-то время я в полном изумлении, молча смотрел на старичка.
– Вы, что же, по такой погоде, по снегу, собирайтесь за семь километров прогуляться пешком? – едва ли не по слогам спросил я.
– Эх парень, да я, когда егерем работал в иной день и не по такому снегу километров пятьдесят наматывал – заулыбался старичок, а тут что – и устать-то, толком не успеешь. Так, что показывай стоянку.
Не желая верить услышанному, я всё ещё медлил, и видимо, заметив мою нерешительность, старичок, ободряюще похлопав меня по плечу, как-то тепло, и по-отечески ласково произнёс
– Да пойми же ты, парень я ведь на родину еду. На родину!
