На полу измятый лист, На столе Верлена том. Осень! – воздух пряно-мглист, Сырость сеет серебром.
Шаг за дверь на встречу дня, Вьётся в высь табачный дым. Осень смотрит на меня Взглядом алло-золотым.
Странствие Бог ведает когда, но всё ж, настанет время, Ты сердцем ощутишь, весь ужас бытия Бессмысленных забот неистовое бремя Почувствовав, поймешь – сколь скудна жизнь твоя.
Сколь всё обречено в ней рвеньям непосильным Извлечь из смуты дня, изменчивый покой. Быть преданным рабом, скотом любвеобильным, Как скот, брести в ярме, не споря со судьбой.
И словно боль, тебя пронзит огонь желанья, Бежать, пока ещё есть мощь, и жар в крови, Ведь может, где-нибудь, под сводом мирозданья Найдётся уголок, где ясен смысл любви.
Затем, сорвёшься в даль за глупою мечтою, Как идеал, храня свой пламенный обет, Средь льдов или пустынь, под высью огневою, Открыть заветный край, где вечен истин свет.
Блуждая в скуке дней, по весям захолустным, Средь выжженных степей и сумрачных лесов, Средь стольных городов, с их обликом искусным, Средь важных богачей, и нищих мудрецов,
Узнаешь ты от них легенд повествованья, О духах древних тайн, что в капищах живут, Где маги темных сил, в клубах огнегаданья, В град вещего добра, путь скрытый узнают.
И ты, к огню прильнёшь в свершении мистерий, Изучишь ритуал танцующих жрецов. Пророчество витий, и мрак людских поверий, Исчислишь млечный путь, но как ответный зов.
Всё будешь ты искать, грёз дивных отраженье, Что обличили мрак пожизненных забот, Желанием томясь – когда ж небес знаменье, Прольётся на тебя с божественных высот.
Да только промолчит высь чаяньям наивным И ты, продолжишь путь за тридевять морей, Прознав, что где-то там, есть край настолько дивный Что в целом мире нет, его земли светлей.
Преодолев шторма, и грозных волн пучины, Зной солнечных широт, и льдов несущих смерть, Ты встретишь наконец, тот светлый край картинный, С надеждою любви, встав на земную твердь.
Но, вглядываясь в жизнь неведомого края, В обычаи людей, в их нравы, их богов, Поймёшь ты, что вовек, нигде, душа живая Не обретёт того, чем грезит в бездне снов.
Поскольку, твой кумир не дух единовластный, Вдыхающий в миры гармонию добра. Ни благовест небес, ни идеал прекрасный, Сколь замыслов твоих и странных дум игра.
А то – что видел ты, за многолетье странствий, Вселяет только скорбь – сколь всюду и везде Жив человек одной страдой о постоянстве, Привычной суеты, и в счастье и в беде.
Он отроду не знал свободных воль размаха, Довольствуясь лишь тем, что время всем даёт. Чтоб избежать соблазн, и не изведать страха, Не ищет он ключа, к познанию свобод.
И горько станет вдруг, тебе от пониманья, Что вымысел мечты бескрайней всех дорог, И лишь одна душа, лишь ясное сознанье – И есть юдоль любви, где наших истин бог!
v v v Зима, январь – а за окном капель. Сияет свод прозрачностью лазурной, Как будто вторгся в снежный плен, апрель Чеканя лёд огнём резьбы ажурной.
И влага звонкая, стекая в сталагмит, Не в гротах сумрачных, а с крыш остроконечных, Алмазной дрожью стужу дня дробит, Промыв в проталинах рисунок скоротечный.
По скользкой наледи сбегая серебром, Хрустальность вод, спешит ручьём пролиться В оснеженный прозрачный водоём, Где солнца блик мерцающий искрится.
Из сонных пашен, где холмов гряда, Стряхнула пены пористую снежность. Клубы тепла земного кружит высота, Пролив на землю солнечную нежность.
А чудный день, оплавив вьюги сны, Заполнил жизнью дремлющие дали, И веял воздух запахом весны, Крылом отвеяв зимние печали.
v v v Поистине, в зимах степного приволья, Сокрыта печали земной глубина. Такая бескрайность, с такою же болью, Где откликом крику – веков тишина.
Где горькую пряность свинцовой полыни, Вдыхаешь, как память былинной земли. Такое безмолвье, такое унынье, Для взора, лишь солнце закатов в пыли.
Лишь ветер сквозной, разметающий снежность, Прожитого дня, в омут стужи ночной. Такая тревога, такая мятежность, И в сердце горячем, такой непокой.
И взгляд, красоты не найдёт – не осталось, Ни синего льна, ни седых ковылей. Такая пустынность, такая усталость – Поистине, саван почивших степей.
Поистине, в зимах седого раздолья, Сокрыта глубинно-народная грусть. Такая безмерность, такое бездолье, Где откликом зову – забытая Русь!
Магия тумана. Из вздыбленных пучин, дрожащего стекла Клубящуюся пыль, хрустально-свежей влаги, Магическая ночь, на утро пролила, Сокрыв всходящий свет, в свинцовом саркофаге.
И неоглядный дол, и ближний кругозор, Под сыростью клубов, мерцают словно тени. Где облачный туман, сплетая снов узор, Рисует взору дня сонм призрачных видений.
Танцующих дриад, среди садов глухих, И девственных камен, на улицах пустынных. И многоликих фей, и жутких ведьм слепых, Обряженных в вуаль величий лебединых.
Валькирий грозных клич, укрытых пеленой, И злобных троллей смех, незримых в взвеси млечной. Как будто, пробил час возмездий роковой, И отворила мгла, вход к сумрачности вечной.
Но, лишь порывы стуж, воскреснут из глубин Суровой тишины, и затрубят победно – Развеется весь мрак мистических картин, И облики легенд исчезнут в выси бледной.
