Вскоре Романа Ромова, разведчика артполка, вызвали в штаб дивизии. Сказать, что он шел, мало: он летел. Бывал Роман в штабе и раньше. Наведывался к друзь­ям в дивизионную газету "Защитник Родины". Писал стихи, заметки о фронтовой жизни,  тайно мечтая стать журналистом. Сегодня его ждали другие радости. Он думал о них, он мечтал и в тоже время сомневался в чем-то, сам не понимая, в чем?

Если бы не щемящее чувство голода, Романа можно было считать самым счастливым человеком.

Тропкой средь березовой рощи он добрался наконец до замаскированных с большой тщательностью землянок штаба дивизии. Чуть приподнятая над болотом гряда густо поросла березняком. И хоть роща в эту пору стояла почти голой, густая сеть сучьев с молодой листвой надежно маскировала землянки.

Солдат нашел землянку редакции газеты.

-Ай, Роман, ай, герой! -приветствовал его главный редактор, майор Широков. -Ребята, смотри кто к нам.

-Товарищ майор, -принялся было рапортовать Ромов, но майор его перебил:

-Ладно, ладно, солдат. Тебя ведь комдив вызвал? Ты у него был? Нет, конечно, не был! А ну пошли. Провожу тебя.

Генерал-майор Жмаков ходил с палочкой. Он хромал еще с гражданской. Выглядел эдаким добродушным дедушкой в мешковатом мундире и даже при орденах нисколько не напоминал бывалого вояку. В дивизии его заглазно кликали Батей. Он и был им по существу.

Комдив долго привинчивал орден "Красной звезды" к гимнастерке Романа и даже по-стариковски всплакнул, подмигнув  ему при этом.

-Носи, герой! Мишка, - он обратился к ординарцу, -А ну, налей нам!

Мишка, молодой смышленый солдат, здоровенный, как бык, с улыбкой невинного младенца, обожал генерала. Он налил в плоские алюминиевые           кружки водки и по­дал одну генералу, другую Роману.

- Извините, братцы, - обратился генерал к присутствующим, - Остальным пока водочки не хватает, да и нам хлебца по корочке. Только занюхать.

Выпили, крякнул генерал. Роман к корочке не притронулся.

- Это ты зря, - укорил его генерал. - Голоден, вижу. А ну съешь! Прости, что не угостил, как надо. Но это все впереди. Ладно, ступай. И комдив тяжело опустился на топчан, застланный старым солдатским одеялом.

В просторной редакционной землянке были и другие гости.

Ольга и Лиза были снайперами. Их землянка находилась рядом с редакционной и они частенько заглядывали друг к другу в гости, в особенности, когда кто-то из девушек, а их было четверо, возвращался с удачной «охоты» на фрицев.

В землянке очень тепло и довольно темно. На столе, сколоченном из досок ящиков и покрытом фанерным листом, горела неизменная гильза с подсоленным бензином и фитилем из куска старой шинели.  

Справа в углу дышала жаром буржуйка, на плоском верхе которой, одна из девушек, пекла какие-то серые лепешки. За столом литсотрудник многотиражки Михаил Гранов, старый знакомый Романа, играл в шашки, с девушкой с темными длинными, заплетенными в косы, волосами.

«Странно, - подумал Роман, -как это ей разрешают носить в армии такие косы?»

При их появлении все встали, приветствуя главного редактора. Михаил кар­тинно взял под козырек и отрапортовал:

-Товарищ майор, -но майор его перебил:

-Не паясничай, Михаил, Познакомьтесь: это наш герой дня, гроза фашистских стервятников, Роман Ромов. А это, -майор повернулся к девушкам -гроза всех фа­шистов, знаменитые снайпера Ольга Кузьмина и ее подруга Маша Гарная. А теперь: внимание!

Майор протиснулся между столом и нарами âo вторую, дальнюю комнату зем­лянки, скрылся за перегородкой тонких березовых стволов, тесно прижатых друг к другу.

Майор вернулся вскоре держа в руке бу­тылку водки.

-Хранил, как зеницу ока, на чрезвычайный случай. Сейчас пожалуй, именно такой и есть.

-Девчата клюквы на болоте набрали, -сообщил Михаил и вытащил из под стола котелок с отборной клюквой, крупной и аппетитной. -А я вот для чибриков картошки на соседнем поле набрал.

Роман уже был знаком с этим лакомством голодных. Сгнившую, пролежавшую под снегом картошку, ту, что в прошлом году оставили недособранной на поверхно­сти земли, собирали, потом выжимали из картофельной оболочки серую крахмали­стую, как паста. мякоть, и промыв, а затем выжав через платок или другой лос­кут ткани, подсаливали, если находилась соль и пекли из нее на горячем жестяном листе лепешки, называли почему-то чибриками. В них было много крахмала, и они отдавали гнилью, но утоляли на время голод.

Пока майор с Михаилом, по праву хозяев, занимались столом, Роман украдкой бросал взгляды на Ольгу. Нечаянно его глаза встретились с её большущими, карими глазами. Девушка улыбнулась, и на её щеках появились очаровательные ямочки. Всё это длилось одно мгновение, но его оказалось достаточно чтобы между Романом и Ольгой проскочила искра взаимной симпатии.

Скинув стёганку - фуфайку, Роман с тайной гордостью повернулся к присут­ствующим широкой и статной грудью, на которой поблескивал эмалью и тонкими полосками серебра по краям новенький орден "Красной звезды". Но тут те заметил, что на груди Оли и Маши блестят медали "За отвагу". В ту пору, в начале войны, заработать такие награды было совсем непросто.

-А, ну-ка, присаживайтесь, молодежь, -скомандовал майор. Ему было за сорок и он считал такое обращение вполне уместным.  -Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, ну и за вас, чудесных ребят, настоящих героев. За твой орден, Роман, за вас девушки!

Когда они, полу голодные, выпили эти пол-литра и закусили чибриками, стало понятно, что больше и не требуется. Особенно для Романа, учитывая и генеральские сто граммов. Всем было очень, весело!

По предложению главного редактора, решено было, что Ольга возьмет Романа с собой на «охоту», а полученные  разрешению я на это возьмет на себя майор. Роман же напишет     об  этой    «охоте» хороший очерк для газеты.

Трудно сказать чему больше радовался Роман, когда возвращался к себе в полк: то ли ордену, то ли встрече с Ольгой и предстоящему продолжению их знакомства.

Желание вновь увидеть Ольгу было у Романа сильнее чем стремление сбить тогда вражеский самолёт. Сидя на НП и в сотый раз всматриваясь через сильные окуляры стереотрубы в лежащий перед ним сектор, занятый немцами, он вновь и вновь мыслями возвращался к 0льге.

Участок Магнушевского коридора, прозванного немцами «коридором смерти», за опасность передвижение по нему, был очень хорошо известен Роману. Он знал каждую кочку на его болотах, каждую рощицу и, пожалуй каждое дерево. До боли в глазах много раз вглядывался в местность, занятую противником, поджидая, когда тот обнаружит себя огнем, движение неосторожным вспышкой далекого выстрела, чтобы засечь и нанести цель на крупно­масштабную карту, пришпиленную к планшету из фанеры, что лежал у него на коленях.

В девятнадцать с небольшим лет он ещё не был близок не с одной женщиной. Конечно, в десятом классе у него была девушка. С Марго они всегда танцевали на школьных вечеpax. Но дальше поцелуев у них не шло, даже на пикнике пос­ле выпускного вечера, когда они, подвыпив, удалились в верх по речке Каменке, и улеглись во мхах столетнего бора. 

Наблюдательный пункт артполка располагался в густом кустарнике на краю осиновой рощи. От ячейки, где располагался Роман со своей стереотрубой, тянулся  мелкий ход к землянке в роще. В нем, под четырьмя накатами, скрывался блиндаж с телефонистами, дежурившими там день и ночь.

Роман с нетерпением ждал вызова в штаб дивизии. Но вызова не было. Видно главному редактору пришлось столкнуться с трудностями, утрясая вопрос о предстоящей совместной "охоте" на немцев Ольги и Романа. Роман понимал, что это связано с возможностью демаскировки скрада снайпера. Два человека - не один. И всё-таки Роман надеялся.

Его невесёлые мысли были прерваны далёким артиллерийским выстрелом. Сле­дом раздался второй - и над головой с хищным шелестом пронёсся снаряд, за ним ещё. Оба разорвались поблизости.

Роман до боли в глазах вглядывался в то место откуда раздались выстрелы. Он давно хотел засечь эту батарею, но немцы обычно выпустив пару снарядов, прекращали стрельбу. Это был так называемый беспокоящий огонь, не рассчитанный на поражение цели.

Вот и сейчас старание Романа было напрасным.

Обидно, если какой-то шальной снаряд оборвёт все его радужные мечты. Но Роман верил в свою звезду и редко задумывался над такой возможностью.

А весна наступала, напористо и убедительно доказывала людям свою животворную силу. Вон одуванчики обрызгали опушку рощи желтым цветом, листва прок­люнулась и вот-вот развернёт свои зелёные ладошки вовсю. На душе Романа пе­ли соловьи. Он ждал звонка. Он был весь порыв, весь светился казалось изнутри каким-то необъяснимым светом.

Не утерпев, Роман оторвался от стереотрубы и, пригнувшись, побежал в блиндаж. Плащпалатка на входе была отогнута, и в глубине виднелся Генка - дежурный телефонист. На ухе его висела на привязи телефонная трубка, а сам он сворачивал себе козью ножку.

-Не звонили?

-Не вынесла душа поэта? -улыбнулся Геннадий. -Ладно, успокойся. Хотел заку­рить и к тебе податься. Дуй в штаб дивизии. Взводный звонил, велел передать.

-Ген, будь другом, забери мой планшет. А меня уже нет здесь, нет!

На «передок» как называли передний край солдаты, опустилась бес­покойная ночь. И наши, и немцы изредка обменивались одиночными выстрелами, а то пулемётная очередь яркой трассой разрывала с треском темное полотно ночи. Особенно беспокоились немцы. Они и «фонарей» понавешали над передовой. Осветительные ракеты, лениво догорая, медленно снижались, обливая местность мерт­венно-бледный светом. Линия фронта здесь не была сплошной. У нас и у против­ника - только очаги обороны, связанные перекрёстным огнём.

Ольга с Романом, в ожидании своего часа, дремали в блиндаже, маленьком и уютном, но снабженном мощным накатом из брёвен, его уступил им на время командир роты, на участке которого они должны будут выдвинуться за передовое охранение в скрад  Ольги.

Вход в блиндаж задёрнут плащпалаткой. Внутри справа печурка, слева довольно широкий земляной уступ, на нем - еловые лапы, укрытые плащпалаткой, заменя­ли постель. Между правым - узким и широким левым - земляными уступами -столик, тоже земляной, покрытый фанерным листом. На нем неизменная гильза-коптилка, алюминиевый котелок с кружкой.

Роман не спит. Он сидит за столиком, уперев в него локти, и почти не дышит. На его коленях голова Ольги. Она крепко спит. Роман завидует ей. Ему неспокойно. Но, больше боится пожалуй, не за себя, а за девушку. Поправляет её тяжелую косу и завиток на маленьком розовом ушке, вглядывается в гладкий выпуклый лоб, высокие скулы и удивляется длинным изогнутым, как торчащие сабли, ресницам в тени которых скрываются большие глаза. Ему очень хо­чется поцеловать всё это, но особенно - рот с алыми немного капризными губами.

Выход намечен на три часа. Время, когда все, кто устал, спят, кому нельзя спать - дремлют, время затухания человеческой деятельности. А им именно это и нужно, чтобы незамеченными проползти те десятки метров по ничейной земле, чтобы попасть в скрад, замаскироваться и ждать, ждать и ждать, а потом сделать, может быть, один-единственный выстрел и поразить насмерть ненавистного врага.

Роману всё это впервой. Он прокручивает в мозгу разные варианты предсто­ящей "охоты" и, кажется, нервничает. Он завидует Ольге, способной так сладко спать! Впрочем, это для него событие, а для Оли - обычная боевая служба.

- Ой, Рома, я кажется заснула, - встрепенулась Ольга и, привстав, поправила выбившуюся косу.

- Кажется, - улыбнулся ей Роман.

Они перешли на ты ещё в редакции, где долго обговаривали детали предсто­ящей "охоты" с главным редактором. А потом была длинная, длинная дорога лесом и болотом на передовую. Её, эту дорогу, никогда Роману не позабыть.

-А ты почему не спишь? -0льга присела на топчан и старательно упрятала волосы под глубокую кубанку. Конечно такая шапка, да и косы, были не по уставу. Но что не простится молодой красивой и безумно смелой девушке?

-Сам не знаю. -ответил Роман. -Может волнуюсь?

-А ты не трусишь? -лукаво улыбнулась Ольга.

-Да вроде нет, -серьёзно ответил тот.

-Вот и ладно, вот и хорошо, -обрадовалась девушка.

-Знаешь, я почему-то за тебя боюсь. Вот смотрю, какая ты красивая, а там, -он кивнул в сторону выхода из блиндажа. -Там притаилась смерть.

-Брось! Тебе просто не привычно. А там... Там. на ничейке даже безопаснее, чем здесь. Передовую то и дело обстреливают, а ничейку не зачем. Там же никого нет.

-Так-то оно так, да...

-Перестань, -Ольга шутливо приложила к его губам холодные пальчики. -Давай лучше друг другу о себе расскажем. Сейчас, -она посмот­рела на ручные часики, -два часа ночи. У нас с тобой целый час!

-Дай лучше ручки тебе погрею. -И Роман взял в свои ладони холодные ладошки девушки. Она не возражала.

Помолчали.

-Знаешь, -робко начала Оля, -у меня, ведь, папу расстреляли как врага народа

-Какое это теперь имеет значение? -ответил тихо Роман.

-Да, -согласилась охотно Ольга, -но я не могла почему-то тебе этого не сказать.

-Спасибо.

Девушка робко прильнула к широкой груди парня. Он понял, как ранима её душа, как она мечется в поисках правды.

-Ты знаешь, а у меня тоже отца арестовали в 38-м. И с тех пор ни слуху, ни духу. Да ещё малолетняя сестренка осталась в Лодейном...

После этого, на их взгляд, важного взаимного признания стало намно­го легче.

Шапка слетела с её головки, и волосы щекотали щёку и губы Романа. Аромат мыла был тонок и нежен, как щекотание её волос. И Роман не удержался, поце­ловал её волос.

Она медленно подняла глаза и посмотрела на него. Взгляды их встретились. Его - серые, горящие, её карие - чуть затуманенные воспоминанием и теплотой близости с Романом. Губы её чуть раскрылись, обнажив ряд ровных и белых зубов слегка влажных, блестевших при свете коптилки. И Роман не стерпел - поцеловал этот свежий девичий рот.

Ольга отпрянула: - Не надо, Рома, не надо. Но глаза её светились в полуть­ме призывно и радостно хотя руки твердо уперлись Роману в грудь.

-Ладно, -вздохнул он.

-Не сердись, милый, не сердись. Нам уже пора.

-Да ты что, у нас ещё целых десять минут. За разговорами, а больше - многозначительным молчанием час пролетел незаметно.

-Не десять, а пять. Пора собираться.

-Молодежь, к вам можно? -Это сорокалетний командир роты пришел их будить

-Да-да, -поспешно откликнулась Ольга.

Комроты, увидев, что Роман берет с собой винтовку СВТ, остановил его: - Возьми-ка лучше мой автомат. ППШ надежен, а в ближнем бою не заменим. Там. ведь тебе из винтовки не палить, она стрелять будет.

-Спасибо, -поблагодарил Роман,

-С Богом.

Небо было утыкано звездами, как бисером кошелёк модницы. День предстоящий обещал быть солнечным и по-весеннему теплым. Молча они подошли к месту, где предстояло перелезть через бруствер,

-С Богом, комроты. -Не бойтесь, в случае чего прикроем огоньком, фрицам жарко станет.

-Спасибо, -ответила Ольга.

Ужем, на пузе, вперёди - Ольга, за ней - Роман, поползли они в чуткую тишину ничейки, в страшную пугающую неизвестность готовую в любой момент брызнут смертельным огнем. Ползли тихо, но споро, прижимаясь к земле-матушке плотно, толь­ко что след от носа не оставлять.

Ольга ползла уверенно, туда, где на фоне чуть светлевшего неба пугающими силуэтами вычерчивались корни деревьев, опрокинутых взрывами бомб и снарядов. Одно дерево упало вершиной в сторону наших, а его разлапистый комель, с веером корней и застрявшей в них землей, был обращен к противнику, Воронка, как нельзя кстати, оказалась большой и пряталась за вывернутыми корнями дерева. Тут и соорудила себе уютное гнездо, снайпер Ольга Розова, тут они и устроились, ожидая наступления рассвета. В переплетении корней девушка расчистила что-то вроде амбразуры с приличным углом обзора. Расположив в ней  свою винтовку с оптическим прицелом, она заглянула в него, но ничего пока не смогла разглядеть в непроглядном сумраке ночи. Удобно разместила локти, плотно прижала приклад к плечу, проверила установку прицела и, кажется, осталась довольной. Все это делала она не спеша, словно хорошая хозяйка, орудующая у печи привычным ухватом.

 Роман лежал рядом и ощущал на своей щеке её горячее дыхание.

-Лежи тихо, - прошептала девушка, - метрах в тридцати -окопы фрицев, а боевое охранение может быть и поближе.

 -Понял, - едва слышно ответил Роман.

Замерли, поплотнее прижавшись друг к другу. Одеты они были тепло: исподнее тонкое, потом теплое бумазейное, потом шерстяные гимнастерки, стеганка, шинель и плащпалатка. На ногах кирзовые сапоги с теплыми портянками. Но в неподвижности, в наползающем утреннем тумане, в его промозглости, таился хо­лод, который заползал к ним под обмундирование нагло и беспокоящие. Ладно, что согревали они друг друга своим теплом.

-Как же ты одна-то тут, да зимой? -прошептал Роман.

Оля улыбнулась: - Привычка.

Роман прижимал девушку к себе всё крепче и крепче, и её горячее дыхание согревало его нос, почему-то замерзающий у него в первую очередь Это дало ему как бы моральное право уткнуться им в выбившуюся из-под Ольгиной ушанки густую прядь волос. Губами он прижался к её лбу и так они застыли надолго. Они да­же задремали.

Утро сперва осветило возвышенность и лесок на ней примерно в километре от них на стороне немцев. В проемах дальнего леса петляла дорога, ныряя то и дело в ложбины и прячась за чащей леса. Но местами она просматривалась отлично. Воздух был свежим и прозрачным, виделось далеко-далеко. Роман уже давно проделал дыру среди корней вывороченных взрывом и вместе с Ольгой наблюдал за местностью в захваченный с собой бинокль.

Он почему то вдруг вспомнил, как нежно, почти нехотя убрала свои потеплевшие ладошки Ольга из его ладоней там, в блиндаже комроты, и ему стало хоро­шо и спокойно, и близость Ольги ещё более укрепляла это хорошее настроение. Ему хотелось запеть и он правда стал про себя напевать какой-то дурацкий мотивчик. Оля посмотрела на него и улыбнулась, он ответил ей тем же.

Совсем рассвело. Над немецкими блиндажами закурились дымки. Там готовили завтрак. Наши «охотники» тоже вспомнили о еде. В вещмешке Ольги нашлись сухари, полная фляжка, и, к удивлению Романа, банка американской тушенки, которую солдаты потом станут называть «вторым фронтом» за то, что союзнички станут слать им эту тушенку в достатке вместо открытия второго фронта.                                  

- Берегла на всякий случай, подарок нам прислали, девчатам - снайперам шепнула девушка.

Во фляжке оказался разбавленный спирт. Они выпили по одному колпачку. Закусили вкусно и сытно тушенкой и сухарями. Стало тепло и очень весело. Весело от ясного солнечного дня весеннего, теплого, от их близости и, наверно, от выпитого спирта тоже, который ока­зался очень крепким. Теперь можно было охотиться на фрицев, можно было ждать удачи. И она не замедлила явиться им собственной персоной в виде мелькающе­й в прогалинах далекого леса, немецкой легковой автомашины с людьми.

Ехали, как в видно, «шишки», ибо впереди катил мощный мотоцикл с двумя солдата­ми и пулемётом, а замыкал кортеж еще один мотоциклист.

-Внимание, -прошептала девушка. Оба до боли в глазах вглядывались в тот далёкий лес, стараясь угадать в какой  проплешине появятся фрицы.

-Попробую ударить сперва по колёсам, -сама себе тихо сказала Оля. Выстрел заставил Романа вздрогнуть, хоть он и ожидал его.

-Попала! - чуть не закричал он, когда увидел, как автомобиль вильнул и встал в прогалке леса.                             

Роман припал к биноклю. Два немца вышли из машины, шофер уст­ремился к заднему колесу. Те двое были в кожаных длинных пальто и форменных офицерских фуражках. Ещё один солдат остался сидеть в машине. Он что-то кри­чал, Роману показалось, говорил по рации. Один, самый высокий, пытался, как  казалось Роману, раскурить трубку. И тут раздался второй Ольгин выстрел. Немец с трубкой сперва резко облокотился на автомашину, потом медленно сполз на землю. Второй, вместо того чтобы поднять его, бросился на другую сторону ав­то и залёг за машиной. Бросив работу с колесом, скрылся за кузовом шофер. Тот, что работал по рации тоже исчез из глаз.

-Íó, теперь жди огонька, -прошептала Ольга, поглубже запрятываясь в воронку и утягивая туда Романа. Они плотно прижались друг к другу на самом дне довольно вместительной воронки.

Немцы не заставили себя долго ждать. Сперва они открыли минометный огон, мелкие мины рвались где-то поодаль, но вот стали ближе и ближе рваться. С противным чавканьем разорвались одна за одной несколько тяжелых мин. Сов­сем не далеко, совсем рядом.

-Неужели засекли? -тихо на ухо прошептала Ольга.

-Скорее вычислили по трассе выстрелов, вот и кроют по площадям в надежде выкурить нас из укрытия. Я выгляну.

-Будь осторожен, как бы осколком не зацепило.

Роман приподнялся по откосу воронки до своей амбразуры и в бинокль внимательно осмотрелся. Вступила в дело артиллерия противника. Наши пока молчали. Огонь немцев становился всё плотнее и плотнее. "Неужели готовят вылазку?" -по думал Роман. И словно в подтверждение его мысли, через бруствер окопов противника прижимаясь к земле перевалилось несколько немцев." Ага, значит решили прочесать ничейку! -догадался он. "Что же наши молчат?"

Словно отвечая на его вопрос с нашей стороны заработал пулемёт, потом послышались минометные выстрелы и заговорила тяжелая артиллерия, бросая снаряды глубоко в тыл немцам.

Роман сполз к Ольге и зашептал, хотя в том уже не было почти никакого смысла: - "Надо уходить. Немцы просочились на ничейку".

-Ой, Ромушка, я боюсь, прижалась к нему девушка. Ее глаза наполнились каким-то внутренним светом.

Нет это не был испуг или страх, это было скорее беспокойство за него, за то что она так бездумно выманила его на эту страшную ничейку и вот те­перь из-за неё он может погибнуть.

-Ну что ты, милая, -Роман крепко обнял девушку и поцеловал её крепко, крепко. Кажется целую вечность продолжался этот целомудренный поцелуй.

-Ползи вперёд, я тебя прикрою. Да и наши поняли, вон как кроют.

Звуки боя нарастали. Не теряя времени Ольга ужом поползла в сторону наших. Роман осмотрелся и дав очередь по приближающимся немцам тоже пополз. Кусты и кочки помогали им пока избегать опасности. Но мины! Вот что больше всего беспокоило Романа. Наши заметив, что снайперы уходят открыли прикрыва­ющий их шальной пулемётный и автоматный огонь. Выползшие было на ничейку немцы повернули вспять. Но их миномётный огонь ещё более усилился.

До наших спасительных окопов оставалось всего несколько метров, когда взрывная горячая волна накрыла смельчаков. Мина крупного калибра разорвалась совсем рядом с Ольгой.

Роман провалился сперва во тьму, потом почувствовал будто летит в каком-то длинном, длинном тоннеле в дальнем конце которого горит яркий, ослепительный свет. И гул, нарастающий гул, давящий на уши, сопровождал его и всё более и более усиливался. Неожиданно тоннель кончился и Роман увидел себя стоящим на берегу какой-то речки широкой и темной. Он сел в лодку черную с борода­тым угрюмым лодочником и лодка пошла к противоположному берегу. И вот на том берегу он увидел своего отца и мать и сестрёнку. Они призывно махали ему руками. А между ними вдруг очутилась Ольга, тоже махающая ему рукой. Но не доплыв и до середины реки он вдруг очнулся и увидел склонившееся над ним милое девичье лицо.

- Очнулся, милок, - очнулся! Вот и ладненько, вот и хорошо, Да не Ольга я, нет не Ольга. Я милый Наташа-медсестра.

-А где Ольга? -забеспокоился парень.

-Лежи, лежи тихо. Тебе разговаривать много вредно. Контузило тебя, милок, сильно и сотрясение мозга у тебя. Так что лучше помолчи.

Роман на минуту забылся, но вновь выплыл из забытья,

И снова над ним склонилось милое, умное белобрысое создание в белом халате.

- Скажите мне честно, что с Ольгой?

Но сестра молчала и глядела, глядела на него и слезы крупные, как градины катились по её румяным щекам...

Конец 1-й новеллы.