Роман вернулся на кухню, служившую одновременно и прихожей. В её левом углу, на большую вешалку старомодную, но очень красивую повесил шинель, у по­рога поставил набитый туго вещмешок. 

-Катенька, ты посмотри, наш постоялец настоящий герой! - всплеснула руками старушка. Она первой заметила на груди Романа орден. И не мудрено: молодые больше рассматривали друг друга, заглядывая в глаза.

-У него звезда. Красная. Это что же за орден?

-Ой, бабушка, это же орден "Красной звезды", - заявила Катя. -Правильно?

-Да вы, Катюша, и в орденах разбираетесь!

-А как же! К нам в парикмахерскую разный народ приходит. Орденоносцы тоже. А за что вы его получили?

-Да так, -поскромничал Роман потом как-нибудь расскажу.

-И то -согласилась охотно Анна Петровна, -Он же голоден, а ты Катя дони­маешь его вопросами. Поставлю-ка я самоварчик.

Роман с удовольствием согласился, и из его "сидора", как из вол­шебного рога изобилия, стали появляться на столе деликатесы, каких давно не видывали в этом доме.

 -А это подарок! -Он вытащил с самого дна "сидора" небольшую, посылочку. В ней оказались шерстяные, домашней вязки носки, кисет, вышитый чьей-то ста­рательной рукой, с табаком душистым и трубка вересковая. Была там и бутылоч­ка русской водки, и баночка консервов, и хорошее, доброе письмо от неведомой ему Глафиры Пантелеймоновны из далекого сибирского Красноярска.

При виде такого богатства девушка принялась хлопать ресницами так, что казалось, зола в печи зашевелилась. Анна Петровна смотрела на кулинарные де­ликатесы: колбасу копченую, консервы мясные, брикеты гречневой крупы, белый хлеб в буханке, и её глаза светились теплом и радостью, которую она и не пыталась скрыть. Да и к чему, разве это не естественно - радоваться добру сре­ди моря житейских трудностей и вечного недоедания, вызванного проклятой войной?

В ЭТОТ вечер на одной многомиллионной части великой страны, в маленьком домике, царили веселье, приятная сытость и милое сердцу русскому, благодушие. Выпитая бутылка русской водки только подхлестнула эти эмоции, развязала языки.

-Роман Петрович, Роман Петрович вы обещали нам рассказать, за что вам пожаловали звезду на мундир, -раскраснелась старушка, допивая, наверное, пятую чашку крепкого чая и уставясь на Романа своими подслеповатыми добрыми глазами.

-Ой, правда! -Спохватилась Катюша. -Я бы, наверно, умерла от страха там, на Фронте.

-Уверен, что нет. У вас, Катюша, вон, какой волевой подбородок. -Заверил её Роман.

И он рассказал  своим новым знакомым всю свою немудрёную жизнь: и про то, как самолёт сбил, и про Ольгу, и про контузию, и про болячки свои поведал, как на духу.                              

Давно уже Анна Петровна ушла к себе в комнатку спать, а молодые люди все говорили, говорили и не могли наговориться.

Трудно сказать, что стало причиной их быстрого сближения: молодость, оба­яние и красота, темперамент или война, что бушевала совсем рядышком и их жизнь зависела именно от неё, заставляя быстрее бежать и время и события.

ЧТО время относительно, Роман понял раньше, чем Эйнштейн. Первая неделя в Вышнем Волочке пролетела, как одно мгновение. И если бы не Катюша, он пе­рестал бы вообще ходить в госпиталь на процедуры.

Старик, что сидел в ЗАГСЕ за столом, старым, как и он сам, вытащил из глубо­кой чернильницы таракана и только после этого сказал ворчливо.

-Ну, здравствуйте. Чем могу служить?

-Да вот -решили пожениться, -решительно начал Роман.

-Пожениться -всплеснул короткими ручками старик. -Прелесть! -и повторяя это слово, выскочил из-за стола -придвинул молодым стулья, не переставая по птичьи щебетать: -Это же великолепно, нет, это прелестно! Вы первые, кто решился на такое в наше премерзкое время.

Старик достал из недр стола солидную книгу и, раскрыв ее уставился сквозь толстые стёкла допотопного пенсне на Катюшу.

-Надеюсь, у вас, молодая леди, паспорт имеется?

Та протянула ему бумажку величиной в сложенный тетрадный лист.

-Так-с,.. -протянул старик. А у  вас молодой человек документик какой есть

Роман достал красноармейскую книжку.

Старик долго её рассматривал, только что на зуб не попробовал. Наконец он улыбнулся чему-то своему и решительно стал записывать в книгу их имена и прочее, нужное, при таком святом деле. Достав из тайников стола штамп, он дол­го мазал его чернилами и только потом, убедившись, что оттиск должен получи­ться на славу, пришлёпнул штамп Катюше в паспорт, а Роману - в  красноармейскую книжку.

-Бланков нет. Свидетельство получите потом. -Поздравляю!

Глаза у старика вдруг наполнились слезами, но улыбка на морщинистом лице расплылась, как блин на масленицу.

Анна Петровна впала в транс, когда Роман и Катерина пришли из ЗАГСа радостные и возбужденные и, представ перед старушкой, коротко сообщили:

-А мы поженились! 

Анна Петровна ахнула, вытаращила на них глаза, в  которых медленно- но верно набегала слеза. Спохватившись и смахнув ее, она об­няла каждого и поцеловала в лоб, перекрестив.

-Хоть бы предупредили старуху -посетовала она. -Что теперь делать-то станете? Ой, да что это я? Простите старую. Совсем растерялась, плету ни весть что. Она ушла к себе в комнату и долго копалась.

Вышла сияющая, с шалью-паутинкой в руках.

-Это тебе, красавица, носи на здоровье, вспоминая меня, старую.

-Ой, бабушка, прелесть то какая! -Катюша в элегантном пируэте набросила шаль на плечики, повернулась к Роману: -Как?

-Бесподобно!

Роман закружил молодую по комнате и пока не упал с нею на кушетку.

-Сегодня у нас будет пир! Заявил он

-А я попробую испечь вам свадебный пирог с черникой. -Обрадовала их Анна Петровна. -Есть где-то у меня в погребе варенья черничного баночка. Есть еще и бутылочка рябины на коньяке. Берегла, берегла, да, видно, более подходящего случая не подставится.

-Бабуля, милая, -закружила старуху Катюша, -дайте я вас поцелую.

Роман еще днем получил по аттестату продукты и всё, что было у него вещмешке выложил на стол.

СВАДЕБНЫЙ стол накрыли только поздно вечером.

Анна Петровна сходила к соседям и позаимствовала на вечерок старенький патефон с тремя пластинками, заезженными, но ещё хранящими в себе звуки танго, где охрипший от времени певец пел об утомлённом солнце, которое нежно с морем прощалось. А за окнами домика Анны Петровны в тихом шелесте сирени, её дурманящем запахе, звёздном небе, дремотно и чарующе благоухал май.

Анна Петровна с Катюшей выпроводили Романа на крыльцо. Зачем не сказали, но велели сидеть там пока не позовут.

Город натянул на себя темное покрывало ночи и ни один огонёк не мог вы­биться из под него безнаказанно. Светомаскировку строго блюли! Из-за этой кромешной тьмы, усеянное звёздами небо показалось Роману особенно нарядным.

Где-то в дали изредка посвистывал маневровый паровоз, да погромыхивали на стыках воинские  эшелоны.

Дурманящий запах цветущей сирени не могла заглушить даже беломорина, ды­мящаяся в пальцах Романа. Ему почему-то припомнилась другая ночь, холодная и сырая, в болотах на обочине Рамушевского коридора. Ольга! Ком подступил к гор­лу Романа горечь утраты подкатила под сердце. Он вспомнил, с каким благогове­нием относился к Ольге. Это было совсем не то что он испытывал сейчас к Катюше. Да, она ему нравилась, да, с ней он готов был делиться всем и вся и, даже своими самыми сокровенными мыслями, но все-таки к ней тянуло иначе совсем не то чувство, что обуревало его там, на передовой, когда они с Ольгой чут­ко дремали, прижавшись друг к другу.

Теперь, с Катюшей, ему хотелось прежде всего физической близости, которую он  познал благодаря Дуняше. Конечно, они поженились и всё такое. Но и женитьбу-то он, кажется, придумал только для того, чтобы получить удовольствие. Роман постарался прогнать эти трудные мысли, но те не уходили,  тягуче клубились в голове и таяли, как дымок от папиросы во тьме ночи. 

-Роман Петрович, Роман Петрович, -услышал он негромкий зов Анны Петровны.

На столе, среди блюд и бутылок, горели две свечи. Над столом старинная керосиновая двeнaдцатилинейнaя лампа с пузатым стеклом в футляре, подвешеннàÿ к полу. На окнах плотные светозащитные шторы.

В этом сказочном освещении Роман увидел что-то белое, под вуалью, посреди комнаты. Белое изваяние стояло неподвижно и грациозно. Грациозность придавала фигуре белая девичья рука в длинной ажурной перчатке. Она придерживала тонкую полупрозрачную вуаль, закрывающую лицо.

Роман от удивления раскрыл рот. Довольные произведенным эффектом, Катюша - а пуще всего, Анна Петровна - взялись за руки и прошлись вокруг остолбеневше­го новобрачного.

-Ромушка защебетала радостно Катюша, -Это Анна Петровна нарядила меня

в  свой собственный подвенечный наряд. Она хранила его много лет. -Катя откинула вуаль и повисла на шее у Романа. Тот закружил её по комнате.

-Ну, хватит, хватит, дети, пора за стол. -благодушно заговорила старушка.

Никогда, за всю свою жизнь Роман не видел такого застолья, такого празд­ника души. Кричали "горько", и были тосты за всех и про всё, и Анна Петровна была душой, этого незабываемого праздника, запомнившегося ему навсегда. Старенький патефон исправно выдавал им заезженную мелодию танго. Молодые кружились и кружились в его медленном темпе и Роман вел  партнёршу, послушную его чуть обозначенным желаниям, в модном рисунке танца, так знакомом ему со школьных вечеров все вино было выпито, все песни -перепеты  все мелодии, что хранились на шести сторонах старых пластинок, спать не хотелось! Хотелось, чтобы нежданное веселье длилось и длилось, отодвигая неумолимо наплывающий в беге времени, день отъезда Романа на фронт.

Анна Петровна уступила молодоженам спаленку, а сама расположилась на диване в зале.

Роман быстро разделся и юркнул под одеяло широкой двуспальной кровати, служившей не одному поколению обитателей этого дома. С понятным нетерпением смотрел он, как медленно, словно нехотя снимает под­венечный наряд его супруга.

Катюша не торопилась. Она словно испытывала терпение Романа. Но в её дей­ствиях, в растерянном взгляде, что бросала время от времени на Романа, чув­ствовалась какая-то настороженность, неуверенность.

Роману ее копание казалось вечностью. Он хотел уже встать и схватив её в охапку - утащить в кровать, но Катюша опередила его и, юркнув к нему под бок, прижалась лицом к плечу.

Роман вдруг понял, что она плачет!

-Ромочка, милый, любимый, родной, -запричитала Катя, -Прости меня, прости, ра­ди бога, прости...

Роман опешил. Его мужская стать, недавно ещё вздыбленная предвкуше­нием брачной ночи опала Рука потянулась к пачке "Беломора".

-Ты что, лягушку проглотила? -попробовал он пошутить.

-Ой, он рыжий, ой окаянный, обманул меня. Обещал жениться.

-Какой ещё рыжий? -недоумевал Роман.

-Да, тот лейтенант, проклятый! Не девушка ведь, я - Ромочка! И Катерина зашлась в реве.

-Tüôy, -Роман плюнул и закурил наконец беломорину. -Ну и что теперь, вешаться будем?

Катерина почуя, что самое страшное, миновало, мигом высушила слезы и полезла к Роману целоваться.

-Ромушка, Ромашечка, Ромчик, -защебетала она. Да я для тебя всё, всё что хочешь!

Я с тобой и на фронт поеду!

-Ну уж это-то ни к чему. Спятила? Роман обнял девушку одной рукой, второй прошёлся по её груди и, почувствовав шершавость её упругих сосков, вновь об­рёл мужскую силу.

Счастье, подаренное Роману Катюшей можно было считать полным. Он не заду­мывался о будущем, ещё меньше ему хотелось думать о прошлом.

ОДНАКО дни летели, он выздоравливал и настал день выписки из госпиталя.

Получив предписание возвратиться в свою часть, он по аттестату подзапасся продуктами и, попрощавшись с лечившими его врачами и сестрами, отправился к Анне Петровне, где его с нетерпением ждала жена Катюша.

- Завтра в семь утра уезжаю на фронт, - с порога объявил Роман.

И хоть на сердце у него, что называется, кошки скребли, он старался держаться молодцом. Что в общем-то не очень удавалось. Увидев грустные глаза Анны Петровны, наполнившиеся слезами, настороженный взгляд Кати, он поспешил обрадовать женщин:

- А сегодня устроим прощальный ужин! Я тут кое-что получил по аттестату. И бутылочку прихватил.

Женщины словно оглохли, Анна Петровна принялась стучать кастрюлями. Ка­тюша бессмысленно перебирала в пальцах бахраму шали.

Роман обнял её и поцеловал.

- Ну не грусти. Живы будем - не помрём. Поживёшь тут у Анны Петровны. Буду по­сылки вам слать.

- Я поеду с тобой! - заявила Екатерина. - Тут одна не останусь. - Она прикрыла ладошкой рот, готового возразить ей Романа.

- Сказала, поеду с тобой! - И топнула для пущей убедительности ногой, - Значит, поеду!

- Глупая, да нас задержат на первом же КПП. Ты думаешь, там дураки сидят? В прифронтовой полосе посторонним быть не положе­но!

- Поеду, - упрямо повторила Катя.

Анна Петровна концом платка утёрла глаза и, глядя на Катюшу скорбными добрыми глазами, чуть слышно сказала:

- Катенька, Роман прав.

- Нет! Нет, и нет!

- Хорошо, хорошо, - будто бы сдался Роман. - Успокойся, поедем вместе. Но завернут на меня не пеняй.

Катюша просияла.

К великому удивлению Романа их пропускали без особых придирок даже на самых строгих КПП. Посмотрят его красноармейскую книжку, где записано, что они женаты и да­та поставлена. Посмеются:

- Ну ты даёшь, солдат!

Да ещё и, в качестве свадебного подарка, глядишь, банку свиной тушенки подбросят или - каши гречневой брикет, а где и бутылку водки предложат рас­пить по такому не обычному, для военной поры, случаю. Проскочили, одним словом, наши молодожены все мыслимые и немыслимые КПП на пути к фронту и вскоре предстали перед ребятами в редакции свой родной, краснознамённой,  гвардейской двадцать восьмой дивизии.

ГЛАВНЫЙ редактор, майор Барабанов, хохотал от души, когда Роман рассказы­вал ему о своих похождениях:

- Нет, вы только подумайте, сколь  простодушен и добр наш народ! -восклицал он, хлопая себя по ляжкам. - Это надо ж! Ну и ты, безусловно, - хлюст! Что теперь делать-то будем?

А что? - подхватил литсотрудник Гриша Ладный. - Отпразднуем такое событие!

- Это - само собой только, - только Катюшу куда-то определить надо. И Романа, тоже.

Неожиданно в блиндаж редакции вошел батальонный комиссар, начальник по­литотдела дивизии Раздорин. Все приветствуя его встали, присмотревшись в полутьме, он намеренно строго обратился к главному редактору: - Почему в рас­положении части посторонние?

- Разрешите доложить, товарищ батальонный комиссар. Рядовой Ромов возвра­тился из госпиталя, после выздоровления. Он - наш нештатный литсотрудник.

- А это кто? - кивнул комиссар на Катюшу.

- Моя жена. - Выпалил Роман.

- Я вас не спрашивал, рядовой Ромов! - оборвал его комиссар. - Я спрашиваю вас, товарищ майор. Почему посторонние, да ещё штатские, в расположении штаба?

- Она не посторонняя, она моя жена, вот и в книжке записано, - снова не удержался Роман.

- Рядовой Ромов, за вмешательство в разговор старших по званию объявляю вам два наряда внеочереди.

- Ай! - махнул рукой Роман.

- Отвечайте по форме! - вознегодовал комиссар. - Рядовой Ромов, повторите при­каз!

- Есть два наряда внеочереди! - зло бросил тот.

- Товарищ майор, немедленно выдворите из расположения части гражданку...  Как вас? - обратился он к Катерине.

- А вам не всё равно, выпалила та, обозлённая придирками комиссара. Комиссар презрительно смерил её взглядом и, ничего не сказав, вышел из блиндажа.

Воцарилась тишина. Каждый размышлял о своём.

- Как это он так быстро узнал о твоём возвращении? - недоуменно молвил майор.

- Так нас же подвёз на полуторке старшина штабной роты. Он, наверное, и трепанулся, - предположил Роман.

- Ну да ладно... Давайте отметим возвращение Романа, - потом подумаем, что нам делать. Раздорин человек мстительный, ничего не забывает. Ну да я дойду до комиссара дивизии. Ещё посмотрим, чья возьмёт?

Комиссар дивизий - старший батальонный комиссар, Бравицкий - радел журна­листам и всячески их поддерживал.

Не успели в редакции выпить по первой за молодоженов, как явился посыль­ный из штаба дивизии с предписанием рядовому Ромову Роману Петровичу не­медленно отправляться в расположение второго батальона 299 стрелкового полка.

- Вот тебе и повеселились,.. - огорчился главный редактор.

BОЕННАЯ служба не оставляла времени на обжалование приказов  старших начальников. Их надо было немедленно выполнять, беспрекословно и в срок. Иначе хана! Иначе - трибунал! А там шутить не любят.

Роман это понимал. Понимал он и то, что его отправляют на передовую, и  хотя было ему то не впервой, под ложечкой засосало. Конечно, и на передовой люди живут и выживают... Но остаётся Катюша. И что станется с ней, он даже и предположить не мог.

Быстро собрав свой нехитрый скарб в "сидор", Роман попрощался со всеми. Катюша бросилась к нему на шею и заревела. Но он молча высвободился из её объятий и шагнул за порог блиндажа.

Он знал дорогу в тот батальон. Именно там, на его участке, погибла Ольга, его первая любовь. Именно там его контузило и оттуда он попал в медсанбат, а потом и в госпиталь.

Забежал на минутку в штаб, узнать пропуск - пароль и отзыв - и быстро, чтобы его, не дай Бог, не нагнала Екатерина, зашагал в сторону передовой.

Он не знал, что майор, главный редактор газеты "Защитник Родины", сразу же, не теряя времени, отправился в блиндаж комиссара дивизии. Тот принял его немедленно.

Вникнув в суть конфликта, комиссар на минуту задумался. Майору эта минута показалась вечностью. Он переживал за Романа. Он знал, что тот талантливый, очень грамотный парень, и терять его не было ни малейшей необходимости.

- Николай, - услышал майор голос комиссара, - соедини меня с начальником шта­ба дивизии.

Через несколько секунд Николай протянул трубку комиссару.

- Поленов? 3дравствуй, дорогой. У меня к тебе просьба. - Он помолчал, выслушав собеседника. - Тут дело деликатное. Попрошу тебя, выпиши направление на учёбу в Красноярск, в Первое киевское артучилище, рядовому Ромову. Как его отчество? - спросил он майора. - Да, Ромову Роману Петровичу. Я знаю, у тебя есть разна­рядка на двух человек. Вот одним из них и будет Ромов. Парень со средним об­разованием, к тому же, в журналистике сведущ. К тебе сейчас зайдёт майор Бара­банов, заберёт направление и продовольственный аттестат. Попрошу тебя держать это пока в тайне.

- Бери мой виллис, захвати направление и догоняй своего женатика! - приказал комиссар майору. - Катюшу пришли ко мне. Определим девушку. Пусть вольнонаёмной пока устроится. В хозроту парикмахером, а там увидим. Майора как ветром сдуло.  Он даже поблагодарить комиссара позабыл. Каково же было удивление Романа, когда его неожиданно нагнал штабной "Виллис", а в нём -майор!

- Садись, солдат, - скомандовал редактор.

Роман, недоумевая, влез позади майора на заднее сиденье.

- Удивлён? - Главный обернулся к Роману. - Сейчас всё объясню. И шоферу: - Гони в Кресцы. Тот умело развернул машину и она ходко побежала по большаку в сторону железнодорожной станции.

Майор достал из планшета документы Романа.

-Тут тебе направление в Первое Киевское артучилище, в Красноярск: Оно сейчас там. Это тебе аттестат. С Катей все в порядке, но увидеться с ней тебе не при­дётся. Комиссар дивизии приказал везти тебя прямо в Кресцы, не заезжая в штаб ди­визии. Вероятно, не хочет чтобы ты нечаянно встретился там с начальником по­литотдела.

- Ой, как это здорово! - растерянно сказал Роман. Он про себя прок­ручивал ситуацию и не верил в столь счастливый для него поворот. Мысль ме­талась то к Катюше, то к новому направлению, то к товарищам, что так ему помогли.

-Товарищ майор, передайте комиссару дивизии моё сердечное спасибо. Я же очень хорошо понимаю, что значит всё это для меня. Постараюсь оправдать его доверие, - добавил он дежурную фразу.

Майор улыбнулся: - Я тоже рад за тебя. Но в голове у него вертелась мысль о том, почему всё-таки так быстро и так решительно поступил комиссар? Он же почти не знал Романа. В бескорыстное благородство командования главный дав­но не верил. Уж не приглянулась ли смазливая Катюша начинающему стареть комиссару? А если и так? Что тут плохого? И парень останется цел, де ещё получит офи­церское звание, и Катерине хуже не будет...

ТАК началась новая полоса в жизни Романа Ромова.

Год учёбы в училище превратил его в младшего лейтенанта. И за весь этот год он не получил от Кати ни одного письма, хотя писал ей в начале почти каждый день. В конце концов, пришло письмо от друга, где тот извещал, что в штабной автобус попала бомба, и все, кто там был, погибли, погибла и Катюша - парикмахер дивизии.

Конец 2 новеллы.